Кстати сказать, обычно «Участь грешника» использовалась не столько как гостиница, сколько как место для различных встреч и неприглядных делишек сильных города сего, на чем хозяин огребал неплохие деньги.

Это Эльрик тоже знал. И отнюдь не понаслышке.

Просто удивительно, чем только не приходится заниматься иногда сотнику-нелюдю на службе султана.

Харчевня была на месте. Да и что могло с ней случиться? Хорошее место, и охраняют хорошо.

Император спешился. Провел коня в перекосившиеся, но на деле очень крепкие ворота. У единственной коновязи понуро стояли три заседланных скакуна. Хрустели зерном. Друг на друга внимания не обращали.

Подоспевший конюх потянулся было принять у шефанго поводья. И признал. Поклонился. Сверкнул в улыбке кривоватыми зубами:

– Мир вам, сотник. Коня, как всегда?

– Как всегда. Здравствуй, Юсуф. – Эльрик сам подвел Тарсаша к коновязи. Снял уздечку. Конюх подоспел с мешком зерна. Засыпал в ясли, не скупясь, бросая на скакуна оценивающие взгляды:

– Сказка-конь. Но вы ведь, если память не изменяет недостойному, всегда предпочитали кобыл. Рыжих. Последняя, я помню, горяча была.

– Греза-то? – Эльрик протянул Юсуфу золотой и повесил уздечку на крюк рядом с яслями. – Разве ж она горяча?

– А у нас хозяин новый. Правда, слова условные те же, – пробормотал ошалевший конюх, разглядывая монету. Жадность боролась в нем с честностью, и в конце концов страх победил, – Вы, сотник, ошиблись, уж простите недостойного. Это золотой.

– Что, не нужен? – искренне удивился де Фокс.

– Понял. – Юсуф спрятал монету и поклонился. – Благодарю.

– Всегда пожалуйста. – Эльрик с подозрением оглядел пустынный, неширокий двор и отправился ко входу в харчевню. Три лошади, ожидающие хозяев, навели на мысли о том, что громко заявить о себе можно и в Мераде. Заявить так, чтобы переполох поднялся до самого Эрзама. «Участь грешника» помимо хорошей кухни и удобных комнат поневоле предоставляла постояльцам еще и эту возможность.

– Господин желает покушать? – Низенький толстячок, сверкая маслинами заплывших глаз, выкатился из прокоптившейся глубины зала, – О! Господин – чужеземец. – Он заговорил на всеобщем, чуть утрируя акцент:

– Что желаете? У нас богатый выбор. Танцовщицы? Плов? Может быть… вино? Есть даже хлебное.

– Комнату, – буркнул Эльрик на всеобщем же. Он привык к тому, что здесь его узнают, и начинать дрессировку нового хозяина было ужасно лень.

– Почтеннейший чужеземец ошибся, – Толстяк расплылся в улыбке. – Здесь не сдают комнат.

– Почтеннейший чужеземец никогда не ошибается, – зарычал шефанго на исманском едва ли не чище, чем сам хозяин. – Я могу поинтересоваться у тебя насчет прогорклого масла, но, веришь ли, мне проще натопить масла из тебя самого.

– Что вы, все самое свежее, – машинально пробормотал исман условный ответ. И только потом застонал обреченно:

– Комнату? Простите несчастного, великодушный господин, не признал, не видел, не вспомнил. А комнат нет.

Последнюю только что отдал. Что хотите делайте. Бейте Аслана. Убивайте Аслана. Но нету.

– С Асланом не знаком, – уже мягче сказал Эльрик. – Но комната мне нужна. А Аслан пусть живет. Что мне Аслан?

– Я Аслан, – печально сообщил хозяин. – Нет у меня комнат. Уже нет.

– Понял я, что нету. Вышвырни кого-нибудь.

– Кельи заняты очень важными господами. Не тревожьте их ради своего же благополучия.

– Посмотрим.

– Ох и нарветесь вы, – напророчил исман, заговорив вдруг на десятиградском. Шефанго хмыкнул, потер подбородок и подтолкнул хозяина в спину:

– Пошли нарываться, полиглот.

– Уж хоть бы не богохульствовали, – вздохнул толстяк. Но сопротивляться не посмел.

Знакомый узкий коридор с низким потолком, под которым Эльрик всегда чувствовал себя неуютно. Череда дверей вдоль стены. Аслан сунулся было к одной, но де Фокс перехватил его, придержал аккуратно за пухлое плечо:

– Нам туда. Вторая дверь.

– Не могу, – решительно сказал хозяин.

– А придется. Знаешь, уважаемый, уж если эта богадельня – лучшая гостиница в столице, то я имею право хотя бы выбрать лучшую келью.

– Не могу.

– Да кто там у тебя? Султан что-ли?

– Сераскир.

– Подумаешь, шишка какая!

– Не могу.

– Да, собственно, от тебя ничего уже и не требуется. Не хочешь попросить постояльца убираться, я сам попрошу.

– Вы с ума сошли! – окончательно перепугался Аслан. И решительно отправился к указанной двери. – Вы будете драться и все тут сломаете. А потом кого-нибудь из вас убьют – и куда, скажите, я буду девать труп чужеземца, да еще и нелюдя?

– В море, – хмыкнул де Фокс. – А он что, чужеземец и нелюдь, этот сераскир?

Аслан вздохнул и осторожно постучал. Из комнаты донеслось нечленораздельное рычание.

Хозяин откашлялся, помянул Джэршэ, откашлялся еще раз и наконец изрек:

– Господин…

Рычание стало более раздраженным.

– Вас хотят… э-э…

Надо сказать, что у Эльрика во время этой паузы появилось сразу несколько вариантов продолжения фразы. Он промолчал. Однако Аслан, похоже, сказал все, что считал нужным. И в его содержательную беседу с закрытой дверью пришлось вмешаться:

– Вы заняли мою комнату, почтеннейший. Может, соблаговолите появиться на пороге? Я хоть взгляну, кто тут такой…

Договорить ему не дали – распахнувшаяся дверь, свистнувшая сабля и широкий мужчина в усах и туфлях:

– Что за сын свиньи и шакала посмел потревожить меня?!

Эльрик де Фокс

Спросил, понятное дело, мужик, а не дверь и не сабля. Поэтому и рассердился я на мужика, но счел своим долгом как следует приложить дверью о стену, чтобы вырвать ее из косяка (не люблю двери, открывающиеся ко мне).

С саблей, к сожалению, быстро и безболезненно ничего не сделаешь, однако собеседнику моему хватило и двери, чтобы покраснеть. Покраснел он стремительно и как-то весь сразу. Может, осознал нежизнеспособность помеси, за которую меня принял.

Чтобы не держать дверь в руках, я прислонил ее к стене.

Дядька махнул саблей. Потом еще раз. Второй раз – исключительно для того, чтобы удержать равновесие. Ох и пьян он был! Я вообще-то не трогаю пьяных, может, и с этим бедолагой мы решили бы дело миром, но угораздило его заорать душераздирающе:

– Как ты посмел потревожить Шакора?..

– Шакор? – спросил холодный голос у меня из-за спины. Свист. Удар. Хрип. Многострадальная дверь приняла на себя тяжелое тело исмана вместе с арбалетным болтом, которым упомянутого исмана к двери пригвоздило.

Я-то этого уже не видел, потому что с топором в руках уходил с линии предполагаемого выстрела по направлению к стрелявшему, намереваясь сперва дать ему по черепу, а уж потом посмотреть, кто это был, но…

– Фокс?!

– Мит перз!

Кажется, мы целую вечность тупо пялились друг на друга. Мое императорское Величество и Элидор, живой и здоровый, с разряженным арбалетом в руках.

Чувство опасности.

Тяжелый удар, сбивающий с ног.

Свист стрел, проносящихся над нами.

Сорвана маска, и губы сами расползаются в улыбке.

Четверо. Их было всего четверо. Против нас двоих? Кретины!

Я вытирал лезвие топора, а Элидор, морщась, осматривал труп Шакора.

Он выругался. Перешагнул через тело. Вошел в комнату, откуда тотчас же раздался пронзительный женский вопль. Я ожидал услышать хотя бы извинения. Куда там?! Через полминуты эльф вышел, машинально поискав рукой дверь, чтоб прикрыть ее за собой. Бросил хозяину кошелек (явно чужой, свой у него на поясе висел):

– Лучше помалкивай обо всем, толстый. Усек? Аслан кивнул.

– Пойдем!

Это он мне? Ну-ну. Однако уйти отсюда действительно стоило. И мы пошли.

С грохотом пронеслись по коридору, переполошили Озаренных, кушающих в общем зале, пинком вышибли дверь (слава Богам, эта открывалась наружу!), и я снова почувствовал опасность. Да что же это такое начинается, а?! Стоило встретить ненормального эльфийского альбиноса – и плакала моя спокойная жизнь!