Есть только Степь и океан. Анго. Равнодушие, простор и сила.

А люди?

А зачем они?

Только Кина грезилась иногда в пляшущих языках костра. Эльрик смотрел на огонь, не опасаясь секундной слепоты, неизбежной, если отвернуться от пламени в темноту ночи.

Здесь, в Степи, некому было нападать на него.

А если бы и нашелся такой…

Эльрик стал Степью.

И Степь стала им.

Можно ли нападать на Бесконечность?

Можно ли причинить ей вред?

А имя Кины звучало, как далекий серебряный колокольчик. Дразнило, как лунные блики на темной воде. Спорило с равнодушием Вечности сиюминутностью своего бытия. Каждым мигом своей жизни ломало застывший в сонном спокойствии мир.

Эльрик ехал через Степь. И солнечное марево дрожало над нагретой землей. Грезы наяву, нереальность реального, глухой топот копыт да белые до прозрачности клубы дыма из короткой трубки.

«Надо бы присмотреть в Гульраме кобылку посимпатичнее», – отрешенно подумал шефанго, когда показались далеко впереди вычурные башни самого западного из городов Эзиса.

В седельных сумках шефанго почти не было ничего, кроме необходимых в дороге вещей и драгоценных камней.

Легенды насчет драконьих сокровищ не врали ни одним словом.

– А знаешь, откуда взялись легенды?. Я расскажу тебе. Процесс зарождения сказки интереснее самой сказки, ты ведь уже понял это, мой смертный друг. Так вот, в те времена, когда гномы еще только осваивали свои подземные владения, они уже успели оценить и понять красоту – заметь, именно красоту, а не стоимость – драгоценных камней. Гномы были мастерами с первого дня своего существования здесь. Не веришь? Ну как знаешь. Я говорю правду.

Они искали руды, обустраивали свои пещеры, делали драгоценные и прекрасные вещи, расширяли границы, ковали оружие, обрабатывали камни, и золото, и лунное серебро, и серебро простое, сражались с теми из Древних, кого ты называешь Тварями… У них было много дел.

А мы жили себе в своих дворцах. Это сейчас наши дома стали называть колдовскими холмами. А когда-то, когда в мире жили только мы да Древние, все знали: есть холмы, которые на самом-то деле жилища драконов. Больше, впрочем, не знали ничего. Да.

Наши дети, Эльрик, вылупляются такими же слабыми, как и дети смертных существ. И они не способны менять форму. Это маленькие, беспомощные, беззащитные драконы. А у драконов, скажу я тебе, совсем иной метаболизм, чем у людей. Нашим детям необходимо добавлять в пищу золото, серебро и драгоценные камни. Лунное серебро, кстати, тоже.

– Витамины.

– Зря смеешься. Я бы назвал это скорее… хм, дай мне слово, я не могу искать его в твоей голове!

– Минеральные добавки, да?

– Да. Если вслушиваться в суть, а не в звучание. В твоей памяти слишком много слов, которые никому не нужны. Даже суть которых никому пока не нужна.

– Дороговато обходятся вам детишки.

– Дети всегда дороги, принц. Но все россказни о том, что мы похищаем чужие сокровища и клады, – бред! Мы умеем создавать драгоценности, понимаешь?

– Понимаю.

– Да. Я вижу слово. Зачем оно тебе?

– Для такого вот разговора.

– Возможно. Итак, ты вспомнил слово «синтез», а я услышал его суть. Ну а гномы нашли наши кладовые. У нас ведь всегда лежит запас. Общий. Молодые матери обычно так неопытны.

– А что гномы?

– После того как мы выгнали их…

– Что?

– Ах, ну да! Ты же когда-то стал одним из них! Тем не менее, Эльрик, прими как данность: мы вышвырнули гномов из наших кладовых. А они то ли в отместку, то ли не разобравшись распустили о драконах гнусные слухи.

– Иногда я склонен верить сказкам.

– Разумеется. Особенно когда тебя, как сейчас, трясет от злости и от сознания того, что прав я. Прав всегда я. Но ты никогда не привыкнешь к этому.

– Может быть.

– Точно, мой смертный друг. Совершенно точно. Потому что мои самоуверенность и самодовольство всегда будут чуть-чуть больше, чем ты склонен терпеть. И чуть-чуть меньше, чем нужно, чтобы ты взбесился. Вы очень интересный народ. Чужой для этого мира. Чуждый любому из миров. Потерявший свою память. Знаешь, я побывал в вашей империи…

– Не надо.

– Хорошо. Не буду.

Аквитон. Монастырь Фелисьена-Освободителя

Элидор аккуратно постучал в дверь.

– Да.

Черный Беркут сидел за столом и читал бумаги. Все как обычно. Все как всегда. Отец Лукас показался вдруг вечным, и вечным показался орден. И снова мелькнула, ускользая, но не исчезая совсем, странная уверенность в том, что теперь-то все должно наладиться.

– А, Элидор. Проходи, проходи. Эльф прошел, сел в предложенное кресло и приготовился к неприятностям.

– Ты тут пишешь о неких Демиургах. – Отец Лукас, порывшись в груде бумаг, выудил отчет Элидора. – Кто они?

Монах вздохнул. Писать ему всегда было проще, чем говорить. И ведь вроде написал все, что нужно… Но даже этот вздох – привычный – и – привычное – недовольство тем, что приходится излагать еще и на словах, были знакомыми. Надежными.

– Предположительно, Демиурги – это Величайшие. По мнению Эльрика де Фокса, девять Демиургов и Деструктор – маги, получившие власть над миром и уничтожившие собственный народ. По его же мнению, ни Творец, ни лжебоги не имеют возможности вмешиваться прямо или косвенно в дела мира. Он контактировал с этими Демиургами. От них же он и получил магию.

Черный Беркут заглянул в отчет. Хмыкнул:

– Излагаешь как по писаному. Меня интересует твое мнение, сын мой.

– Я не видел их. – Элидор пожал плечами. – Но полагаю, что это некий союз очень мощных магов, которые выступают на стороне Светлых сил. Видимо, их невероятное могущество подразумевает некие ограничения на вмешательство в дела обычных людей. Им противостоит Деструктор с точно такими же ограничениями.

– Понятно, – Настоятель ненадолго задумался. – Ладно, проблемы веры северных язычников сейчас не так важны. Этим можно заняться и позже. Так же как и этими магами с очень громкими именами. Слушай приказ. Ты поедешь в Эрзам. Там ты должен найти некоего Шакора. Нужно убрать его и снять с него перстень. Точно такой же, какой ты должен был забрать у Самуда. Перстень важнее, чем смерть этого человека. Потом сразу назад. Вопросы есть?

– Отправляться вчера?

– Совершенно верно, – улыбнулся отец Лукас. – Действуй, сын мой. Благословляю тебя.

Эзис. Гульрам

Эльрик де Фокс

Узкие улицы. Белые дома с плоскими крышами. Толчея людей, непонятно как умудряющихся лавировать в щелях между стенами домов, не сталкиваясь друг с другом, не сшибая ни одного из множества расставленных вдоль стен лотков и лоточков с фруктами, лепешками, жареным мясом (косу даю на отрезание – собачьим!), да еще и вежливо обходя мою персону, нагло прущую верхом на здоровенном битюге по середине улицы.

Приличный караван-сарай, памятный мне по прошлым посещениям, еще стоял. Хозяин покосился недоверчиво (третий недоверчивый взгляд, стоило мне проехать в его ворота, первые два принадлежали пьяному толстяку и мальчишке-конюху). Я заговорил с ним на исманском, и лицо хозяина расплылось в масляной улыбке. Странно, но люди почему-то очень любят, когда чужеземцы говорят с ними на их родном языке.