Или ускользающей, как морок, действительности.

Оружейник выставил из кузни оставшихся подмастерьев. Закрыл тяжелую дверь, сел напротив шефанго.

– Вот такие дела, родич, – сказал он, помолчав. – Стар я. Очень стар.

И Эльрику стало страшно.

Принц помнил ту холодную зиму в Великих горах. Сейчас, через долгую вереницу тысячелетий, он помнил ее отчетливо и ясно. Словно совсем недавно завывала метель, швыряя снегом в темное жерло пещеры, и горел огонь, и ползали где-то неподалеку непонятные твари – не люди, но и не нечисть – что-то среднее, вымершее чуть позже, а тогда намеревавшееся всерьез закусить наследником империи.

Не следовало, конечно, разводить огонь – Твари чуяли тепло, как Ржавильщик железо, но Эльрик продрог до костей, и зубы у него стучали так, что, кажется, слышно это было по всей округе. К тому же костер, весело и с треском пожирающий сухие ветки – когда-то над самой пещерой росла здоровенная сосна, рухнувшая потом внутрь, – жаркий, пляшущий костер отгонял вновь нахлынувшую тоску по дому.

Гиблое дело такая тоска, особенно посреди зимы, когда ты один, а вокруг ничего, кроме вьюги и голодных, почти безмозглых чудовищ.

К тому моменту, как первые из них заглянули на огонек – в буквальном смысле слова, – принц отогрелся уже настолько, что желание жить, а следовательно, желание драться вернулось к нему почти в полной мере. Но Тварей оказалось слишком много, чтобы прорубаться к выходу. И Эльрик, отмахиваясь топором и костеря противников – а заодно и все окружающее – на чем свет стоит, отступал в глубину пещеры. Зверь тогда в очередной раз сыграл с ним плохую шутку – он вырвался-таки, и, когда кровавая муть в глазах схлынула, а вокруг не осталось ровным счетом никого живого, де Фокс понял, что не знает, где выход. Еще он, помнится, обнаружил тогда горного медведя.

Мертвого.

Долго смотрел на срезанный наискось череп зверя и гадал, в силах ли человеческих сотворить такое. Гадал, пока на собственном топоре не обнаружил прилипшие клочки бурой жесткой шерсти.

Медвежатины хватило бы надолго. Но ждать чего-то, сидя у медленно гниющей туши, не было никакого смысла. Поэтому принц пошел вперед. Решив для себя, что вряд ли медведь выбежал из глубины подземелий, значит, где у зверя хвост, там и выход на волю.

О том, что медведь во время боя мог развернуться – и не раз, – Эльрик подумал лишь после нескольких дней пути в непроглядной стылой тьме.

Черные пещеры, где отказалось служить даже его кошачье зрение; где не было видно звезд, по которым так легко определить направление; где страшны были бездонные мертвые реки, а Твари, жившие в темной воде, смотрели на мир белесыми выпученными глазами – эти пещеры едва не доконали его. Принц понимал, что начинает понемногу сходить с ума от вечной тьмы и тишины. А потом и от голода. Он гнал от себя растущую уверенность в том, что весь мир – одно бесконечное подземелье, а солнечный свет, высокое небо, звезды, ветер – не более чем прекрасный, но прерванный сон.

Потом – провал.

Нашел его отряд гномьих рудознатцев. Обнаружив в гигантском зале труп (так подумали гномы поначалу) огромного существа, с лицом настолько чужеродным, что даже мертвое оно напугало их больше, чем живой демон, разведчики хотели сперва обойти зал стороной. А потом – так рассказывал Эльрику Брайр – один из них разглядел древко топора.

И если оставить без внимания труп чужака гномы еще могли, то не посмотреть топор… Это было выше их сил.

Они подошли поближе. Попробовали сдвинуть тело. Но – опять же по словам Брайра – мертвец тут же железной рукой вцепился в древко и послал всех непонятно, но явно далеко. А когда гномы разглядели лезвие топора и оценили его размеры…

В жилые помещения их несли очень осторожно, но с большой помпой.

Вдвоем на одних носилках, потому что вынуть оружие из рук шефанго не получилось.

Сам принц ничего подобного не помнил.

Были бесконечные пещеры, а потом, почти сразу – огонь в очаге, какое-то пахучее питье. Широченный бородатый гном, медленно гудевший на неведомом языке. И выглядывающий из-за его спины гномий подросток.

Топор – Эльрик сразу потянулся найти его – лежал рядом. И юный гном переводил изумленный взор с оружия на владельца и – обратно.

Это и был Брайр.

Принц оставался у гномов до середины лета. Он мог бы уйти раньше – уже через неделю суровый горный лекарь вынужден был согласиться с тем, что его невероятному пациенту можно встать с постели. Шефанго общался с лекарем на невообразимой смеси нескольких – еще тех времен – человеческих языков, зароллаша, орочьего и выразительной жестикуляции. Но свое последнее заявление о том, что он – давно! – здоров, принц произнес на уже почти чистом гномийском.

Судя по всему, именно это лекаря и убедило.

Он мог бы уйти. Но ему предложили остаться хотя бы до весны. Гномы очень гостеприимный народ, просто они не любят, когда гости начинают приходить часто и помногу. А один-единственный шефанго, да еще с диковинным топором – старейшины решили, что этот гость из тех, кого стоит привечать.

Брайр таскался за Эльриком как хвост. Стоило парнишке освободиться от работы, как он возникал на пороге отведенного принцу помещения, маячил там застенчиво, но стараясь попасться на глаза, а получив приглашение входить, радостно улыбался и тут же приставал с вопросами.

Собственно, вопросами одолевал не только Брайр. Привязанные к своим горам, домоседы по натуре, гномы, оказывается, страсть как любили послушать чужие рассказы о дальних землях, удивительных народах, разных обычаях.

Еще их очень интересовал топор принца. Здесь не было таких. Оружие это, привезенное в мир шефанго, использовалось лишь на Ямах Собаки, да и там, в империи, немногие бойцы способны были управиться с этакой махиной.

Эльрик, которому так и так нужно было тренироваться и восстанавливать форму, не скупился. Показывал, рассказывал, объяснял. И жутко удивился, когда узрел однажды средних лет гнома, вооруженного таким же топором.

Он перестал удивляться лишь после того, как к нему пришел делегацией десяток самых крепких воинов.

Тогда за тренировки пришлось взяться всерьез.

И все равно принц долго не понимал, зачем гномам, которые, похоже, действительно рождаются с топорами в руках, перенимать чужое умение, чужое искусство, чужое оружие. О том, что этим народом движет постоянная тяга к познанию, он узнал намного позже.

А тогда… Тогда, узнав, как переводится с зароллаша имя Фокс, его раз и навсегда окрестили Эльрик Большой Топор.

– Понимай как хочешь, – грустно жаловался принц верному Брайру, – то ли из-за оружия. То ли потому, что я… гм. Да.

Трори, отец Брайра, глава рода, заглядывал к своему гостю пореже, чем сын, но зато расспрашивал куда более обстоятельно. Особенно интересовали старейшину другие горные массивы Материка. Кряж, способный посоперничать с Великими горами, Эльрик видел лишь далеко на востоке. Он так и сказал.

– Значит, легенды не врут! – тяжело прогудел гном. – Железный кряж, Горы Смерти, действительно существует.

– Почему «смерти»? – спросил де Фокс.

– Там Зло, – ответил Трори. Ответил так, словно этими двумя словами было сказано все.

Эльрик де Фокc

Распрощался я со своими гостеприимными хозяевами только в конце июля.

Распрощался вроде как навсегда. Брайр меня провожал до самой границы владений рода. И потом долго еще вслед смотрел.

Я не видел.

Я взгляд чувствовал.

А на поясе у парня топор висел. Такой же, как у меня. Только поменьше, понятно. Гномы все ж таки, по себе оружие куют. А ростом они не вышли.

Да.

Брайра я долго еще потом вспоминал. Но никак не думал, что доведется нам снова встретиться.

Однако довелось.

Большой отряд гномов вышел к моему дому на берегах Внутреннего моря. Как раз туда, где сейчас Луциг, единственный удентальский порт. Место там больно красивое.

Нет, они, естественно, не ко мне в гости решили зайти. Тысяча бородатых дядек, в кольчугах и при оружии, как-то слабо тянут на гостей.