Минут пять мы яростно торговались за лучшую комнату в этой дыре, после чего, проникнувшись ко мне окончательной любовью, Яшлах назвал окончательную цену.

Я тоже назвал.

На два медяка ниже.

Голос Яшлаха стал почти визгливым. Борода тряслась. Руки взволнованно летали по всем траекториям.

Каждый из нас уступил по медяку, и хозяин, лучась любезностью и довольством, сам провел меня по темному коридору.

– Вах, чужеземец! Как ты торгуешься! Как Икбер-сарр! Нет, прости меня Джэршэ, как сто Икбер-сарров! Совсем разорил старого Яшлаха!

Старому Яшлаху не было и сорока. Но в голосе сквозила горькая уверенность в том, что еще парочка таких постояльцев – и он до сорока не дотянет. С голоду загнется.

– Не откажись от приглашения, чужеземец. Заходи к старику. Посидим. Покурим кальян. Расскажешь, что творится в землях неверных.

– Зайду, – пообещал я, оглядывая комнату. И Яшлах ушел.

М-да. А туг стало, пожалуй, лучше, чем пять лет назад. Ах вот оно что! Снесли левую стену и из двух комнат сделали одну.

Хорошо. Ничего не скажешь.

Стоит дороже, но, опять же, и престижней. Так что, думаю, хозяин только выигрывает на желании местных постояльцев устроиться покомфортней. Здесь ведь не шваль какая-нибудь останавливается… Тм. Да.

Кто бы говорил!

Ладно. Вымыться. Пожрать. И в гости. Нехорошо от приглашения отказываться.

Догнало-таки. Налетело. Смяло драгоценное умение забывать. А ведь почти получилось забыть.

Война.

Война будет; К войне готовятся на Западе.

К войне готовятся здесь, на Востоке.

Война за веру.

Слова-то какие! Страшненькие. Я видел такие войны. Я дрался и с той, и с этой стороны. И я знаю, что это такое.

Сердце толкает в горячем стремительном ритме предчувствие драки. Хорошей драки двух миров. Дни степного спокойствия исчезли, словно их и не было. Пусть даже спокойствие это было чистой воды самовнушением, а все равно жалко.

Итак, Запад и Восток. Накатывающиеся друг на друга стремительной лавиной смерти. Звездочки и перстни, поисками которых занимаются не две, как замысливалось изначально, а три стороны. Третья – Князь. Повышенное внимание Величайших к моей скромной персоне. Рыцари-рилдираны. Предательство в Белом Кресте. Брайр и его странные слова о том, что лунное серебро нам пригодится.

А в центре всей этой мешанины трое бойцов и женщина. Эльфы, гоббер и шефанго. Сумасшедшая четверка. Чудовищная мешанина судеб, характеров и символов, стоящих за каждым из нас. В какое же дерьмо мы вляпались, господа?

И я не могу сказать, как привык: «Это было, и это будет». Потому что не было. Ни разу за бесконечные тысячелетия не было ничего подобного.

Я снова один. А друзья привычно кажутся мгновенно мелькнувшим сном. Но нет ощущения свободы. Зато есть неприятное чувство ответственности.

За что?

Да за нас же!

Что с Киной?

Симом?

Элидором?

Демиурги должны держать обещания, и все же, все же, все же…

Ладно, что думать-то! Рубить надо. Завтра с утра прогуляюсь в конные ряды, куплю вместо Пепла легкую кобылу. Рыжую. Это уж обязательно. Еще мне нужна новая сбруя. И, пожалуй, доспехи. Но с ними, увы, ничего не выйдет.

Тоже проблема.

Расхаживать в лунном серебре при большом скоплении народа – это наглость, которую могу себе позволить только я. И даже я стараюсь этого не делать.

Купить новые?

Заказать. Только так. Разве купишь готовые на эдакую-то громадину? А времени на выполнение заказа уйдет ой-ой сколько. Ладно, придется светиться.

Что еще?

Много чего, но уже не в Гульраме. Вот так вот и стареют раньше срока. От проблем многочисленных.

Может, следовало остаться в степи?

Базары Востока, скажу я вам, это совсем не то, что холодные, спокойные и расчетливые западные. Если вам кажется, что на базаре где-нибудь в Десятиградье царят сумятица и хаос, то появляться здесь, на Востоке, я вам не советую. Сравнивать Восток и Запад – все равно что сравнивать шарик ртути с глыбой тяжелого льда; курятник, в который забралась лисица, с издохшим петухом; Деструктора с Демиургами.

В глазах рябит от обилия красок. В ушах звенит от множества голосов. А нужно еще успевать отпугивать многочисленных карманников, расходиться с зазывалами, продираться сквозь густую толпу, не забывая о принятых здесь формах вежливых извинений.

И все же в этой сутолоке, в этой кажущейся неразберихе есть своя прелесть. А когда кошель полон золота и на язык сами приходят фразы на эннэмском, эзисском, сипангском и прочих, в зависимости от ситуации, языках, ты на базаре желанный гость.

Наложение миров, накатившее вчера, сегодня ушло без следа. Я чувствовал, что вернулся на свою землю. Как будто и не было двухлетней разлуки с этой солнечной, жаркой, пропахшей пряностями и благовониями страной. И привычно слетают с губ ритуальные пожелания благополучия. Привычно бросают пальцы подаяние в чашки многочисленных нищих. Не вызывает отвращения вонь, грязь и бродячие собаки, сплошь покрытые лишаями и коростой.

Восток!

Хорошо тут, честное слово.

Конные ряды встретили волной шума, перекрывшего базарный гомон. Здесь к человеческим голосам примешивалось истеричное ржание лошадей. Звон молотков в переносных кузнях. Треск ломаемого тяжелыми копытами дерева.

И запах.

Ни с чем не сравнимый запах конского пота.

Может быть, я ненормальный? То есть я совершенно точно ненормальный, но я имею в виду не образ жизни. Так вот, может быть, я ненормальный, но этот запах мне нравится. Так же, впрочем, как и запах раскаленной стали в оружейной мастерской. Как запах прогретого солнцем камня на старых трактах.

Это запахи дороги. Земной дороги. Не имеющей ничего общего с дорогами шефанго. Я ж говорю – ненормальный. А впереди уже показались легкие, открытые денники, где стояли скакуны, до которых далеко было самым лучшим лошадям Запада.

Рыжие, серые, соловые, вороные и игреневые. Чистокровки и выдаваемые за оных. Кто-то стоит, опустив голову в кормушку. Кто-то, нервничая, всхрапывает и прижимает уши, тараща выкаченные фиолетовые глаза. Кто-то игриво скребет зубами стену денника, напоминая симпатичной кобылке о своем присутствии.

Купцы, издалека узрев чужеземца, начинают нахваливать свой товар с удесятеренной силой, рассчитывая на неопытность покупателя.

И то верно. Любая лошадь, привезенная отсюда, стоит там, на Западе, в два-три раза больше. И сравнить ее там будет не с кем. Иные стати. Иной норов. Да, собственно, они и предназначены для иных целей.

Здесь боевыми лошадьми считают только кобыл. В скотине в первую очередь ценится скорость и выносливость. Яростная злость, свойственная жеребцам, одобряется только на Западе. Там – да. Там стычки лоб в лоб. И кони дерутся наравне с хозяевами. А здесь: налетели, постреляли, развернулись – ушли.

Благодать.

Тишина и спокойствие.

Гульрамские лошади, надо сказать, стали моей навязчивой идеей давно.

Ну то есть относительно давно.

Действительно давно, еще в бытность мою в Степи, когда от лошадей зависело все, и в первую очередь жизнь, я всерьез озадачился мыслью вывести в тамошних условиях породу, которая отвечала бы всем требованиям. Моим, понятное дело. Дальше мыслей, правда, тогда не пошло. Не до того было. Да и коней мы с Тэмиром брали – любо-дорого поглядеть. Так что насущной потребности как-то не возникло.

Потом, в долгой череде столетий, мне еще не раз и не два попадались отличные лошади. Но век их недолог. А потомство, увы, Далеко не всегда получалось таким, каким хотелось бы.

Коневодством всерьез и надолго я занялся, когда жил на севере Виссана. Сейчас там граница между Аквитоном и Румией. Увлекательное по-своему занятие, скажу я вам, особенно если делать больше нечего. Но потом («потом» всегда наступает, если ты бессмертный) в очередной раз была перекроена карта мира. Другие люди пришли и создали другое государство. А в процессе перекраивания и созидания разрушили то, что было до них.